ОЛЯ (ОНА)
Люди приезжают по гуманитарной визе не только одни, но и со своими семьями. Оля рассказала, почему стало сложно «жить как жили», что сподвигло её на переезд и заставило кардинально менять не только свою жизнь, но и жизнь людей, за которых она несет ответственность.
Люди приезжают по гуманитарной визе не только одни, но и со своими семьями. Оля рассказала, почему стало сложно «жить как жили», что сподвигло её на переезд и заставило кардинально менять не только свою жизнь, но и жизнь людей, за которых она несет ответственность.
1
С начала полномасштабного вторжения у меня не было времени на растерянность
Первый день был ужасным, но потом началась непрерывная работа. Я волонтёрю в «Квартире». И так как я занималась соцсетями, меня завалило листовками, афишами, постами в телеграме. Пока кто-то в команде реально помогает людям и ищет им жильё, должен быть кто-то, кто делает картиночку для поста в инстаграм и выкладывает его, чтобы всем рассказать, что помощь есть. Но это продлилось недолго. Появились первые намётки закона «о фейках», и я на время отошла от своих задач.
В один момент моя жизнь перевернулась. В Киеве погибла моя подруга. Один из самых близких людей. И тут нужно было собрать волю в кулак. Мы собрали целую команду, чтобы найти её тело, опознать и так далее. Находясь в России, сделать это было невероятно сложно. Власти пока вообще делали вид, что ничего не происходит. А уж то, что Российская Федерация убила свою гражданку в 2022 году у Бабьего Яра, вообще никто не готов был признавать. Приходилось звонить самим в учреждения Украины и решать всё напрямую. И я так благодарна всем, кто нам тогда помог.
2
Я решила, что мне важно продолжать активистскую и волонтёрскую деятельность и не снижать её активность.
Через какое-то время мне стало невыносимо бездействовать, и я снова вернулась к работе с соцсетями. К этому времени я уже шугалась от каждого шороха. Я живу с женой и детьми, и тема наших отношений всегда была средством манипуляции, особенно в вопросе права на воспитание детей. Стало понятно, что со стороны отца детей идёт ярая поддержка всего, что происходит в России. Принятие закона о «пропаганде ЛГБТ» был на носу, и было неясно, чем это может обернуться.
Я решила, что мне важно продолжать активистскую и волонтёрскую деятельность и не снижать её активность. Но я не самый стрессоустойчивый человек, в России мне стало тяжело, плюс страх за семью. Мне было важно, чтобы дети не попадали на уроки «о важном для Путина» [речь идет о «Разговорах о важном» — введенном в РФ вскоре после вторжения в Украину школьном предмете, на котором учителя обязаны разговаривать с детьми в том числе о «противостоянии РФ и НАТО», патриотизме, а также о введенных санкциях и «украинском национализме» — прим. ред.], и чтобы я не ставила их в рискованную ситуацию своей деятельностью и убеждениями.
Я решила, что мне важно продолжать активистскую и волонтёрскую деятельность и не снижать её активность. Но я не самый стрессоустойчивый человек, в России мне стало тяжело, плюс страх за семью. Мне было важно, чтобы дети не попадали на уроки «о важном для Путина» [речь идет о «Разговорах о важном» — введенном в РФ вскоре после вторжения в Украину школьном предмете, на котором учителя обязаны разговаривать с детьми в том числе о «противостоянии РФ и НАТО», патриотизме, а также о введенных санкциях и «украинском национализме» — прим. ред.], и чтобы я не ставила их в рискованную ситуацию своей деятельностью и убеждениями.
3
Я бы очень хотела, чтобы гумвиза для ЛГБТ расширилась. Не только активистам нужна помощь. Тем, кто бежит от мобилизации, семьям с детьми, тем, кто теряет работу из-за ориентации.
Сначала я думала переехать своими силами. Но было непонятно, есть ли у нас время, тем более что перевезти семью из 5 человек — это была финансово непредставимая для меня история. Гуманитарная виза позволила нам выехать в Германию и сейчас встать на ноги. Вообще я бы очень хотела, чтобы гумвиза для ЛГБТ расширилась. Не только активистам нужна помощь. Тем, кто бежит от мобилизации, семьям с детьми, тем, кто теряет работу из-за ориентации.
Новый закон [о запрете «пропаганды ЛГБТ» — прим. ред.] — это механизм репрессий. Уже готова смотреть новости о том, как по нему штрафуют людей, не относящихся к ЛГБТК+ сообществу. Права человека стерты, судебные заседания — фарс и насмешка. Уровень абсурда вызывает во мне злобу или желание опустить руки, а иногда, как защитный механизм, смех. Сейчас в России главное — сориентироваться. У всех, кто остаётся, срабатывает механизм, как и в 14 году: смотрим по сторонам, анализируем, кому за что и сколько досталось, придумываем свои красные линии и выкручиваемся как можем. Вот только в силовом государстве это рано или поздно перестанет работать. Придуманные красные линии перестают совпадать с реальными рандомными репрессиями.
4
Я ценю, что дети вне дома могут получать разную информацию и рефлексировать.
Сейчас я продолжаю волонтёрить в «Квартире», планирую поступить в университет здесь. И если раньше я смотрела только в сторону психологии, на которую учусь в России, то здесь волей-неволей заглядываюсь на политику и правовые дисциплины. Вокруг детей меньше агрессии, взрослые рядом не говорят про врагов, опасность и про то, что «великая нация должна спасти мир». Я ценю, что дети вне дома могут получать разную информацию и рефлексировать, а не быть заваленными однобокой пропагандой. Для меня это оказалось очень важным.
