ПЕТР (ОН)
Врач, ЛГБТ(+)-активист, ЛГБТ-историк, основатель Квир-музея.
Сейчас в активной стадии релокации из-за давления и угроз со стороны властей из–за профессиональной и активистской деятельности.
Мы говорили с Петром, когда созданный им квир-музей был ещё открыт. Еще до публикации интервью закон о запрете «пропаганды ЛГБТ» был подписан президентом РФ, а музей на время закрылся. Закрылся, чтобы сохраниться и в последующем стать «Музеем в изгнании». Музеем-«беженцем», как и сам Петр.
Врач, ЛГБТ(+)-активист, ЛГБТ-историк, основатель Квир-музея.
Сейчас в активной стадии релокации из-за давления и угроз со стороны властей из–за профессиональной и активистской деятельности.
Мы говорили с Петром, когда созданный им квир-музей был ещё открыт. Еще до публикации интервью закон о запрете «пропаганды ЛГБТ» был подписан президентом РФ, а музей на время закрылся. Закрылся, чтобы сохраниться и в последующем стать «Музеем в изгнании». Музеем-«беженцем», как и сам Петр.
1
Меня успокаивали, что это один из этапов, давно текущих процессов.
В декабре 2021 года российские власти закрыли общество «Мемориал». А я человек, который занимается историей, историей памяти в том числе, и для меня это было совершенно шокирующее событие.«Мемориал» — это такая основа основ для истории памяти в России. И вот так брать его и вычёркивать.... Я понял, что для России и для либеральной части российского общества это конец. Дальше будут только подавления, репрессии.
Мысль о войне я держал всегда. В 2014 году было видно,что [полномасштабная — прим. ред.] война будет, но сейчас я отказывался в неё верить. Меня успокаивали, что это один из этапов, давно текущих процессов. А в феврале началась война [полномасштабное вторжение — прим. ред.].
Мысль о войне я держал всегда. В 2014 году было видно,что [полномасштабная — прим. ред.] война будет, но сейчас я отказывался в неё верить. Меня успокаивали, что это один из этапов, давно текущих процессов. А в феврале началась война [полномасштабное вторжение — прим. ред.].
И тут я понял, что просто умираю. Поверить было невозможно, что это происходит со мной, что это происходит вокруг. Половина моих родственников оказалась самыми настоящими фашистами — даже те люди, которые в советские годы были диссидентами. Кто был против войны, те не высказывались и молчали. Ты чувствуешь себя затравленным, понимаешь, что тебе скоро отрубят голову.
2
Вообще, у меня с органами давно неприятности.
Я врач, и моя знакомая журналистка в преддверии эпидемии коронавируса опубликовала интервью «некого врача-реаниматолога» о том, как всё плохо. Мне Следственный комитет всё лето 2020 года ломал дверь квартиры. Ну так, запугать. Беседовал с моими соседями. Гомофобный активист Тимур Булатов (Исаев) пришёл к моему главному врачу и потребовал меня уволить. Но, слава богу, начальство у меня адекватное, да и я неплохой специалист. Поэтому удалось отбиться. А помощник депутата Милонова Владислав Терехин (Влад Лектор) угрожал и пытался завербовать в осведомители.
3
Мне стало очень страшно.
Я смотрел на то, как закрываются все независимые СМИ, большинство организаций, в том числе ЛГБТ организаций. А сейчас этот анонсированный закон о «пропаганде» я сравниваю с «поправкой Лабушера» [речь идет о нескольких подписанных президентом РФ поправках, запрещающих любую репрезентацию ЛГБТ — прим. ред.]. Британский закон XIX века, направленный против геев. Он имел крайне расплывчатую формулировку. По нему судили (фактически убили) и Уайльда, и Тьюринга.
Я понял, что оказываюсь первой целью этого закона и вся кампания ненависти, которая в обществе разгорается, она меня захлестнёт. Конечно, она захлестнёт и всё общество. Такие законы, которые нарушают основы права, разрушают государство. Начинают править не судьи, а «люди с кувалдами». И эти «люди с кувалдами» пройдут не только по ЛГБТ, но и по всему обществу.
4
Я занимаюсь проектами ЛГБТ истории.
С 2014 года я вожу исторические прогулки по Санкт-Петербургу, провожу акции памяти ЛГБТ-людей, ставших жертвам репрессий в Советском Союзе. В этом году презентовал квир-каталог Эрмитажа, в котором вы можете увидеть экспонаты, относящиеся к квир-культуре.
Уже два года я собираю артефакты гомосексуальной субкультуры в России XIX и первой половины XX веков. В моей семье все художники, я воспитан был видеть красивые вещи, а как любитель истории я понимаю, к чему они привязаны. Например, моя коллекция немецкого лесбийского фарфора начала XX века: люди в Советском союзе называли эти сервизы «Мадонна». Кажется, до сих пор нет статей, которые бы изучали этот феномен, мне постоянно попадаются такие особенные вещи.
Музей открылся незадолго до принятия закона. Я планировал его открыть в сентябре, но мне стало очень страшно от того, что происходит в стране. А перед принятием закона у меня уже было решение об одобрении гуманитарной визы. Чего уж терять, я мечтал открыть этот музей. И да, я был готов рискнуть и открыть музей в знак протеста против такой вопиющей дискриминации. В экспозиции нашего музея видно, что мы пережили и Сталина и Гитлера, переживём и этих.
Уже два года я собираю артефакты гомосексуальной субкультуры в России XIX и первой половины XX веков. В моей семье все художники, я воспитан был видеть красивые вещи, а как любитель истории я понимаю, к чему они привязаны. Например, моя коллекция немецкого лесбийского фарфора начала XX века: люди в Советском союзе называли эти сервизы «Мадонна». Кажется, до сих пор нет статей, которые бы изучали этот феномен, мне постоянно попадаются такие особенные вещи.
Музей открылся незадолго до принятия закона. Я планировал его открыть в сентябре, но мне стало очень страшно от того, что происходит в стране. А перед принятием закона у меня уже было решение об одобрении гуманитарной визы. Чего уж терять, я мечтал открыть этот музей. И да, я был готов рискнуть и открыть музей в знак протеста против такой вопиющей дискриминации. В экспозиции нашего музея видно, что мы пережили и Сталина и Гитлера, переживём и этих.
5
Музей просуществует до подписания и публикации закона.
На экскурсии записались несколько сотен человек. За неполную неделю музей смог принять около 200 человек. К сожалению, не все желающие успеют. Ранее подобные проекты такого ажиотажа не вызывали.
После публикации закона существование музея станет незаконным, и он окажется в опасности. Я упакую экспонаты и увезу их в безопасное место.
Я планирую переправить этот музей за границу и сделать самостоятельным проектом: «Музеем в изгнании». У музея не будет имперского оттенка, это не «русский« музей. И это заявление, о том, что музей вернётся в Россию. Но только тогда, когда это станет безопасным.
Перевозка коллекции музея — большая юридическая и финансовая нагрузка. Сначала я позабочусь о своей физической безопасности, а потом буду заниматься проблемами транспортировки. Я надеюсь, что найду соратников в Германии, ЛГБТ-историков, людей, которым это интересно. Существующие квир-музеи не делают акцент на вещах старинных, но я надеюсь, что наш музей станет местом объединения коллекционеров, и его коллекция будет расти.
Я планирую переправить этот музей за границу и сделать самостоятельным проектом: «Музеем в изгнании». У музея не будет имперского оттенка, это не «русский« музей. И это заявление, о том, что музей вернётся в Россию. Но только тогда, когда это станет безопасным.
Перевозка коллекции музея — большая юридическая и финансовая нагрузка. Сначала я позабочусь о своей физической безопасности, а потом буду заниматься проблемами транспортировки. Я надеюсь, что найду соратников в Германии, ЛГБТ-историков, людей, которым это интересно. Существующие квир-музеи не делают акцент на вещах старинных, но я надеюсь, что наш музей станет местом объединения коллекционеров, и его коллекция будет расти.
