ТАТЬЯ И ЕЛЕНА
Сегодня мы публикуем разговор с Еленой из Самары. Она попросила нас не публиковать личные фото, поэтому мы сопровождаем ее рассказ иллюстрациями. Вместе со своей супругой Еленой они уже более 20 лет живут вместе и воспитывают дочь.
С началом полномосштабного вторжения России в Украину они столкнулись с новыми трудностями: военной пропагандой в школах и разногласиями с окружением.
Сегодня мы публикуем разговор с Еленой из Самары. Она попросила нас не публиковать личные фото, поэтому мы сопровождаем ее рассказ иллюстрациями. Вместе со своей супругой Еленой они уже более 20 лет живут вместе и воспитывают дочь.
С началом полномосштабного вторжения России в Украину они столкнулись с новыми трудностями: военной пропагандой в школах и разногласиями с окружением.
1
Очень больно, что близкие друзья и родственники оправдывают происходящее
Наш совместный c супругой бизнес — это детский центр. Мы работаем уже 12 лет.Больше 20 лет мы живём семьёй. Никогда не скрывали, какая у нас семья. Проблем у нас никогда не было, но мысль уехать появилась давно. Мои родители не приняли нашу семью. Было страшно всегда, что если с кем-то из нас что-то произойдёт, детей мы не сможем друг на друга оформить, а в обществе очень много негативного отношения. При этом лично ко мне люди относятся хорошо. Я работаю с детьми с синдромом Дауна и расстройствами аутического спектра. И при мне начинают высказывать оскорбительные (гомофобные) вещи, не зная, что у меня такая семья. Очень колется, очень неприятно было всегда.
А сейчас у меня дикое неприятие того, что происходит [полномасштабное вторжение России в Украину — прим. ред]. Очень больно, что близкие друзья и родственники оправдывают происходящее. Моя мама, на 50% украинка, говорит дословно фразами «где вы были восемь лет?».
А сейчас у меня дикое неприятие того, что происходит [полномасштабное вторжение России в Украину — прим. ред]. Очень больно, что близкие друзья и родственники оправдывают происходящее. Моя мама, на 50% украинка, говорит дословно фразами «где вы были восемь лет?».
2
В школе всё завешано «зэтками». Дети должны были написать письмо солдатам, а ребенок отказался это делать
В школе всё завешано «зэтками», впервые начались вызывания меня в школу. Я многое в школе делала, они не могут со мной неуважительно разговаривать. Но на нас составили два протокола за этот год. Дети должны были написать письмо солдатам, а ребёнок отказался это делать. Что они пишут в протоколе, я не в курсе.
20 лет наши родители шли к тому, чтобы начать нас принимать, а сейчас опять на это больное место нажимают. Вместо того, чтобы объяснять пожилым, умным, добрым людям, что мы не рогатые, ничего страшного не происходит, друзей много, дом хороший, работа хорошая, у детей всё есть. Что ещё нужно? Вместо этого ещё больше растравливают. Это очень многим людям портит жизнь. И непонятно, зачем.
Огромное количество гомофобных шуток. Наши друзья, сидя с нами за столом, начинают гомофобно шутить. Я много раз слышала разговоры людей о том, что нужно забирать детей из ЛГБТ-семей, что они не должны в таких семьях жить. Либо мы должны учить своих детей врать, либо сами должны врать им. Мы уже попадаем под закон «о пропаганде».
20 лет наши родители шли к тому, чтобы начать нас принимать, а сейчас опять на это больное место нажимают. Вместо того, чтобы объяснять пожилым, умным, добрым людям, что мы не рогатые, ничего страшного не происходит, друзей много, дом хороший, работа хорошая, у детей всё есть. Что ещё нужно? Вместо этого ещё больше растравливают. Это очень многим людям портит жизнь. И непонятно, зачем.
Огромное количество гомофобных шуток. Наши друзья, сидя с нами за столом, начинают гомофобно шутить. Я много раз слышала разговоры людей о том, что нужно забирать детей из ЛГБТ-семей, что они не должны в таких семьях жить. Либо мы должны учить своих детей врать, либо сами должны врать им. Мы уже попадаем под закон «о пропаганде».
3
Уехать — единственный способ для нас показать свое яростное несогласие
Новый закон — это прямая угроза нашей жизни. Перед тем, как подавать на гуманитарную визу, мы хотели создать большое НКО — сделать центр со школой и дневным пребыванием для детей. Мы встречались с представителями власти, и я общалась с довольно известным депутатом. Но когда я услышала, что он говорит об «ЛГБТ-пропаганде» — поняла, что от этого человека мне ничего не нужно, я не могу с ним разговаривать.
Страшно оставаться в России. Уехать — единственный способ для нас показать свое яростное несогласие. Очень жалко бросать дом и детский центр. Только работа помогает мне продолжать нормальную жизнь. Со многими людьми я прекратила общение, потому что не могу смириться с их взглядами. Мы бы хотели вернуться, но только когда сменится власть.
Есть люди, которые резко против войны и они остаются. У них есть смелость остаться. Единственное, как я могу протестовать этому — не быть частью происходящего. Мне пришлось сделать тяжелый выбор, оставляя детей из центра, потому что им сложно наладить контакт с новыми людьми. Но несколько мам сказали мне: «Какое это счастье, что вы уезжаете, вам так опасно оставаться здесь». Я была шокирована.
Страшно оставаться в России. Уехать — единственный способ для нас показать свое яростное несогласие. Очень жалко бросать дом и детский центр. Только работа помогает мне продолжать нормальную жизнь. Со многими людьми я прекратила общение, потому что не могу смириться с их взглядами. Мы бы хотели вернуться, но только когда сменится власть.
Есть люди, которые резко против войны и они остаются. У них есть смелость остаться. Единственное, как я могу протестовать этому — не быть частью происходящего. Мне пришлось сделать тяжелый выбор, оставляя детей из центра, потому что им сложно наладить контакт с новыми людьми. Но несколько мам сказали мне: «Какое это счастье, что вы уезжаете, вам так опасно оставаться здесь». Я была шокирована.
