КАЙ (ОНИ)
Наш первый разговор получился очень энергичным и вдохновляющим.
Кай рассказали, как ужесточение пропаганды и невозможность быть чем-то полезными могут заставить человека уехать из страны.
Также мы поговорили о первых сложностях, с которыми им пришлось столкнуться и о непреодолимом желании заниматься активизмом.
Наш первый разговор получился очень энергичным и вдохновляющим.
Кай рассказали, как ужесточение пропаганды и невозможность быть чем-то полезными могут заставить человека уехать из страны.
Также мы поговорили о первых сложностях, с которыми им пришлось столкнуться и о непреодолимом желании заниматься активизмом.
1
Первое время мне не хотелось уезжать, потому что у меня была надежда.
It is necessary to choose a visual aid that is appropriate for the topic and audience.
Я не знаю, на что. Через полгода войны [полномасштабного военного вторжения — прим. ред.] мне стало невыносимо тяжело. Вокруг стало намного больше пропаганды, намного больше цензуры. Я поняли, что в России я ничего не могу сделать для того, чтобы стало лучше, хоть как-то, хоть кому-то. Потому что я не могли помочь даже себе.
Я заполняли анкету на гуманитарную визу, пока работали, и в невероятной панике искали всё, что я сделали за свою жизнь в России. Когда собираешь о себе информацию, немного чувствуешь себя работником центра «Э». Мои подруги, заполняющие эту визу, тоже делились такими чувствами. Неверное, прикольно иметь такую работу, мне понравилось искать разные упоминания о себе. Я немного ужаснулись, что меня действительно можно посадить достаточно надолго в России. С 18 лет я начали волонтерить в “Т-Действие”, которое буквально недавно признали иноагентом. Это конечно знак качества, который естественно был заслужен большим трудом. Но это очень сильно усложняет сейчас их работу, потому что они остаются сейчас в России.
Также я вели свои соцсети, в которых писали разные посты про гендер, выходили на одиночные пикеты, митинги, давали интервью. В основном вся моя деятельность была так или иначе связана с благотворительностью, с социальной работой.
Я заполняли анкету на гуманитарную визу, пока работали, и в невероятной панике искали всё, что я сделали за свою жизнь в России. Когда собираешь о себе информацию, немного чувствуешь себя работником центра «Э». Мои подруги, заполняющие эту визу, тоже делились такими чувствами. Неверное, прикольно иметь такую работу, мне понравилось искать разные упоминания о себе. Я немного ужаснулись, что меня действительно можно посадить достаточно надолго в России. С 18 лет я начали волонтерить в “Т-Действие”, которое буквально недавно признали иноагентом. Это конечно знак качества, который естественно был заслужен большим трудом. Но это очень сильно усложняет сейчас их работу, потому что они остаются сейчас в России.
Также я вели свои соцсети, в которых писали разные посты про гендер, выходили на одиночные пикеты, митинги, давали интервью. В основном вся моя деятельность была так или иначе связана с благотворительностью, с социальной работой.
2
Для меня лично различные квир организации сделали очень многое.
Например, “Т- Действие” переводят стандарты помощи транс-людям, что невероятно помогает человеку. Это реальная помощь, которую ты ощущаешь, когда приходишь ко врачу, которому не надо читать лекцию.
Но я приходили, как активист, ко врачам, и очень приятно наблюдать, как люди не боятся ходить к тем психиатрам, с которыми я работали, и получают бесплатно профессиональную помощь в государственном учреждении. Надеюсь, это останется, потому что я сделали их квир-френдли. Не знаю, как можно обратно разубедить людей, чтобы они резко отказались от таких взглядов. Думаю, законом это не «поправить».
Но я приходили, как активист, ко врачам, и очень приятно наблюдать, как люди не боятся ходить к тем психиатрам, с которыми я работали, и получают бесплатно профессиональную помощь в государственном учреждении. Надеюсь, это останется, потому что я сделали их квир-френдли. Не знаю, как можно обратно разубедить людей, чтобы они резко отказались от таких взглядов. Думаю, законом это не «поправить».
Я так люблю помогать людям, потому что у многих квир-персон в целом по-миру нелёгкая жизнь. В России особенно. И когда твои действия приносят какую- то пользу и ты видишь, как людям реально становится лучше, приходит понимание, что это действительно не зря.
3
Этот переезд очень тяжёлый.
Мне достаточно сложно просить чьей-то помощи. С «Квартирой» мне было достаточно комфортно, так как знаю их давно, а вот с кем-то другим мне тяжело. Из России я выезжали через Грузию и там жили месяц. Я пробирались через гуманитарную катастрофу на Верхнем Ларсе. У меня не было работы и мне постоянно приходилось просить у всех на свете помощи. Я понимаю, что помощь сейчас нужна много кому. Для остальных людей, которые находились в Грузии я «очередной мужик, который свалил из России, потому что не хочет сам сдохнуть на поле боя».
Когда я выезжали из России мне не хватало уверенности в том, что мне хватит денег. Это важная проблема. Многие, кто уезжают на волне всех репрессивных законов, — это активисты, у которых по факту ничего нет. В России в большинстве своём активизм бесплатный, а ехать без какой-либо финансовой подушки безопасности и без какой- либо поддержки очень тяжело. Я во всём были не уверены.
Когда я выезжали из России мне не хватало уверенности в том, что мне хватит денег. Это важная проблема. Многие, кто уезжают на волне всех репрессивных законов, — это активисты, у которых по факту ничего нет. В России в большинстве своём активизм бесплатный, а ехать без какой-либо финансовой подушки безопасности и без какой- либо поддержки очень тяжело. Я во всём были не уверены.
4
Сейчас я нахожусь в маленькой деревне.
Я знаю, что здесь существует организация, которая помогает украинцам. Мне некомфортно к ним обращаться, потому что это организация для украинцев и у них сейчас проблем больше, чем у меня. В их родной стране происходит война, к которой причастна моя родная страна.
В Германии мне больше всего не хватает социализации. Но это проблема только оттого, что я оказались в «маленькой трансфобной деревушке». Зато я теперь вижу какие проблемы существуют и в Германии и готовы творить здесь активизм, потому что знаю, зачем он нужен. Я провели тут одиночный марш на День памяти трансгендерных людей, погибших из-за трансфобии.
В Германии достаточно хорошо с НКО. Я бы очень хотели помогать людям. В этом плане я рады, что оказались в Германии, потому что с НКО проблем здесь намного меньше, чем в России. В России мой труд был практически бесплатным.
В Германии мне больше всего не хватает социализации. Но это проблема только оттого, что я оказались в «маленькой трансфобной деревушке». Зато я теперь вижу какие проблемы существуют и в Германии и готовы творить здесь активизм, потому что знаю, зачем он нужен. Я провели тут одиночный марш на День памяти трансгендерных людей, погибших из-за трансфобии.
В Германии достаточно хорошо с НКО. Я бы очень хотели помогать людям. В этом плане я рады, что оказались в Германии, потому что с НКО проблем здесь намного меньше, чем в России. В России мой труд был практически бесплатным.
5
Я бы всё ещё очень хотели вернуться в Россию.
Там мой дом. Его активно пытаются разными способами убрать из России. Даже то место, в котором я работали и заполняли анкету на визу, закрылось. Это спэшалти кофейня “Fuckt”. Они сотрудничали с организацией «Дети Петербурга», которая помогала детям мигрантов и их семьям, проводили вечера писем политзаключённым. Предпосылки к закону (Об «ЛГБТ пропаганде») были ещё в тот момент, когда я уезжали. Для меня он ничего не изменил, но для моих близких, которые остались в России, это очень тяжело. Но представляю, что может быть еще хуже. Не хочу рассказывать об этом, чтобы российские политики не взяли эти методы себе для репрессий моих квир-близких.
